Сухбат Афлатуни. Придумать праздник

Журнал "bellaTerra", декабрь 2009 г.
Публикуется с разрешения автора

     Не знаю, кто первый придумал отмечать Новый год. Но он был, видимо, добрым человеком. Он смотрел в окно, за окном, скорее всего, падал снег, из неутепленных окон сквозило, с потолка спускалась паутина и качалась на сквозняке.
     «Так не годится, - подумал, наверное, он. – Надо объявить праздник!»
     И он объявил праздник. Ни с каким начальством не согласовывая. Праздник, и все тут. Притащил елку, понавешал на нее разную блескучую ерунду китайского производства, включил телевизор с «Иронией судьбы», с потолка, вместо паутины, пристроил гирлянды. Нарезал «Оливье» и стал ждать гостей.
     Ших-ших – вот уже и гости по снежку хрустят.
     Хорошо...
     «Что звал?», спрашивают гости, а сами уже к «Оливье» прицеливаются и к телевизору льнут.
     «Так праздник же...»
     «Какой?»
     Задумался хозяин, сам шампанское потихоньку открывает. «Какой-какой...»
     Тут шампанское выстрелило, и на гостей – пеной. Всех облило, никого не забыло... «С Новым годом! С Новым годом!», обрадовались мокрые гости.
     «Точно!», - хлопнул себя по лбу хозяин. «Праздник же – Новый год».
     За это и выпили.
     Так и пошло.

     С каждым Днем рожденья ты становишься на год старше, с каждым Новым годом – на год моложе.
     Потому что каждый Новый год – хочешь ты этого или нет – к тебе снова возвращается детство. Снова снег за окном (или – в мыслях), снова пьянящий запах елки, и мандариновая кожура по квартире, и дует из окон, и одинокий соленый огурец плавает в опустевшем баллоне, как заблудившаяся подводная лодка...
     Если нет живой елки, то ставишь пластмассовую... Она, конечно, не пахнет – разве что пылью – зато каждая веточка – как маленький «ипликатор Кузнецова»; с детства помнишь этот безболезненный, щекочущий укол пластмассового шипа.
     Если и пластмассовой нет – можно нарядить кактус. Или фикус. Когда-то наши соседи так и делали, и фикус на пару новогодних недель назначался елкой.
     А подарки с «елок» - с неизменным каменным апельсином и конфетами кондитерской фабрики «Уртак»! Конфеты тоже были не особенно съедобными – хотя до того, чтобы в конфетные обертки просто класть сладковатую глину, еще не додумались: «Туфин» появился позже.
     А Дед Мороз, у которого в новогодние дни резко возрастала нагрузка на печень? А «раз-два-три – елочка гори»? И ведь – горела!
     Праздник нашего детства. Неуходящего, только прячущего куда-то на целый год под нашу взрослую оболочку, чтобы напомнить о себе – под Новый год.

     Что еще вспоминается?
     Год восемьдесят второй. За неделю перед Новым годом меня, третьеклассника, увозит «скорая» с аппендицитом. После операции – осложнения, а Новый год все ближе... Неужели я встречу его в больнице? Нет! Умоляю врачей, они не соглашаются, но, наконец, тридцать первого днем мне снимают швы, и за несколько часов до Нового года – выписывают...
     Весь вечер и всю ночь мучаюсь от боли, но терплю, только не обратно в больницу... Засыпаю уже утром. Мне снится Дед Мороз с лицом хирурга, пахнет мандаринами и... йодом. Просыпаюсь – под елкой лежит подарок: несколько календариков на новый, восемьдесят третий год. С них началась моя коллекция – тогда многие увлекались их собиранием, менялись, хвастались... А в больницу пришлось ездить каждый день на промывание – швы никак не хотели заживать. «Поторопились со швами», - хмурился хирург с лицом безбородого Деда Мороза. Да, но зато Новый год... дома!
     Один раз я все-таки встретил его не дома.
     Новый год – 2001.
     Дело было в Японии. В Токио.
     Нет, конечно, с друзьями. С застольем. И телевизор был. Японский. На экране шел снег (за окном – нет), буддийские монахи били в колокол, народ валил в храмы; в перерывах демонстрировались только что народившиеся детёныши. Под конец их стали показывать так часто, что я даже с беспокойством подумал, не начался ли Японии новый демографический взрыв?
     Довольно просторная по японским меркам квартира. Хозяин, узбекский профессор, стажировавшийся в японском университете, пригласивший всех нас, узбекских студентов; семья профессора; учительница английского из Румынии; американец, что-то изучающий в Нагое; японский профессор с женой... Пёстрая компания. Пожалуй, веселая.
     А стол был узбекским. Вместо традиционного плова – нарын. Казы привезен в октябре из Ташкента и заморожен в морозилке. Или плов всё-таки был?
     Перед застольем прогулялись, зашли в храм, весь в фонариках. У храма трое колотили деревянными молотками по пекущемуся рисовому тесту, восклицая и нарочно обжигаясь. Двинулись домой, в воздухе уже пахло двенадцатью.
     И Новый год настал. Год Змеи, чьи портреты можно было наблюдать на улице уже с середины декабря. Кто-то за столом заметил, что при встрече ее года надо поднять ногу – чтобы змея смогла проползти. Ноги были подняты. Вежливая японская Змея, стараясь никого не испугать, тихо проползла.
     Год 2005-й.
     Новый год был встречен дома, в бывшей кухне, перепланированной в детскую. Сражение со свечей. Естественно, китайской – вся в серебряных блестках. В процессе горения блестки накипали возле фитиля, и свеча гасла. В темноте, залезая локтем в оливье, накипь счищали. Свечу снова зажигали, следующие пять минут она горела, освещая глянец корейских салатов, бутылку сомнительного шампанского (сомнительность дала о себе знать на следующее утро), и укутанные рисом «крабовые палочки». В двенадцать начались фейерверки, мы вышли на балкон – послушать грохот и подышать поднятой гарью. Где-то кричали «ку-кареку», подлизываясь к наступающей Курице. Когда вернулись к столу, свеча опять стояла погасшей...

     Можно, конечно, еще что-то вспомнить.
     И подарки, которые приносил Дед Мороз (в которого я перестал верить позже, чем в Бабу-Ягу, но раньше, чем в инопланетян)...
     И бенгальские огни, которыми в детстве боишься обжечься...
     И «бомбочки», которые взрывают соседские дети, отчего верещат «Нексии» и к вечеру раскалывается голова...
     И пожелания «любви-здоровья-счастья», запиваемые водкой-шампанским-соком и заедаемые салатом-пловом-шашлыком...
     И все тот же сквозняк из неутепленных окон, и гирлянды, качающиеся на сквозняке...

     Не знаю, кто первый придумал отмечать Новый год.
     Но он был, безусловно, добрым человеком.